Истоки ИНЖЭКОНа, матрос Басов убивает министра

Истоки ИНЖЭКОНа, матрос Басов убивает министра

Невский 102

Бухгалтер, милый мой бухгалтер. Вот он какой, такой простой!» Сегодня мы поговорим о заурядной, казалось бы, профессии бухгалтера. А ведь без него в бизнесе никуда. И если сейчас финансовых специалистов предостаточно, даже переизбыток имеется, то сто лет назад картина была совсем иная. И мало кто знает, что история одного из самых известных высших финансовых учебных заведений в стране, начинается в доме №102 по Невскому проспекту.
Вам знакома профессия экономиста? А ведь такой профессии не существовало вплоть до начала ХХ века. Да и откуда ей взяться в крепостном государстве? А вот с началом российского капитализма потребность в специалистах в сфере экономики, тех же бухгалтеров, дико возросла. Это было похоже на ситуацию при Петре I, который вознамерился построить флот, только вот шкиперов в России было три с половиной человека. Пришлось создавать навигационные школы.
Чтобы плавать по морям финансов так же требуются грамотные капитаны. Это понимал министр этих самых финансов Сергей Юльевич Витте, который писал Николаю II: «Правильная постановка коммерческого образования должна быть признана одной из главных мер для успешного развития нашей внутренней и внешней торговли».
Коммерческое образование в виде училищ, конечно же, существовало, но требовало полного реформирования. Витте, как человек, выбившийся из грязи в князи, точнее в графы, смотрел на процесс «купи-продай» без аристократического снобизма. Он понимал, что научить вести бизнес могут только те, кто к бизнесу причастен. Поэтому решил перенять западный опыт и отдать коммерческое образование частным лицам.
В самом начале прошлого века одно из таких лиц Михаил Владимирович Побединский открыл на Невском, 102 пятимесячные коммерческие курсы, где готовили счетоводов для банков и заводов. Это была передовая затея во всех отношениях, хотя бы потому, что сюда принимали лиц женского пола, что на тот момент было еще в новинку. Например в университеты они могли попасть только в статусе вольнослушательниц.
Курсы быстро завоевали популярность. Здесь можно было встретить как еще безусого гимназиста, так и сорокалетнего отца семейства. На вопрос журналиста «Какие права дает заведение?» Побединский ответил: «Никаких прав, кроме знаний».
«Ликуй семейство молодое,
Ликуй кружок бухгалтеров,
Сегодня здесь мы зрим родное:
Сестер, всех братьев и отцов!»
Это четверостишие одного из выпускников курсов. Здесь, кстати, в слове бухгалтеров ударение поставлено на последний слог, что не очень-то верно.
Заведение развивалось. В 1906 году к существительному курсы добавилось прилагательное высшие. А после февральской революции по распоряжению Министра торговли и промышленности Временного правительства курсы трансформировались в «Торгово-промышленный институт М.В. Побединского». Однако счастье продолжалось недолго, как мы понимаем, после октябрьского переворота 1917-го года спрос на финансистов резко сократился. Поэтому Советами был организован Институт народного хозяйства, куда вошли многие учебные заведения, в том числе Торгово-промышленный институт Побединского. А уже потом все это было переименовано в Инженерно-экономический институт, который ныне имеет университетский статус и известен как ИНЖЭКОН.
Шингарев
Одним из преподавателей на курсах Побединского был Андрей Иванович Шингарев. О нем стоит упомянуть хотя бы потому что в течение короткого срока он был среди тех, кто пытался управлять страной.
В истории России есть один весьма показательный момент – создание Временного правительства. Оно включало в себя образованнейших людей. Но все они были во-первых, теоретиками, а не практиками, во-вторых, у них отсутствовало то, что принято называть государственной волей.
Вот, например, характеристика, данная Владимиром Набоковым, отцом знаменитого писателя, Андрею Шингареву.
«Шингарев всю свою жизнь оставался по существу тем, чем он должен был бы остаться при более нормальных условиях: русским провинциальным интеллигентом, очень способным, очень трудолюбивым, с горячим сердцем и высоким строем души, с кристально-чистыми побуждениями, чрезвычайно обаятельным и симпатичным, как человек, но в конце концов, "рассчитанным" не на государственный, а на губернский или уездный масштаб. Совершенно случайно он сделался финансистом, благодаря своему таланту и трудолюбию, он в этой области настолько освоился, что мог удачно выступать на думской трибуне в оппозиционном направивши и одерживать победы. Но настоящим знатокам и теоретикам и практикам - он совершенно не мог импонировать. Слишком очевиден был его дилетантизм, слабая подготовка, ограниченный кругозор».
Набокова сложно заподозрить в предвзятости, когда он судит об однопартийцах. И он, и Шингарев были активнейшими членами партии конституционных демократов, сокращенно кадетов. И тем не менее он пишет о дилетантизме и ограниченном кругозоре. Шингареву было место на Невском, 102, где он преподавал, но никаких не в Зимнем дворце. И тем не менее он стал министром земледелия Временного правительства первого созыва. А в правительстве второго созыва он получил портфель министра финансов.
К тому моменту, как отмечал Набоков, «у Шингарева слегка кружилась голова от той высоты, на которую его, скромного земского врача, вознесла не случайная удача, не чужая рука, а его собственная работа».

Гибель кадета

Чем выше человек забирается по карьерной лестнице, тем больнее ему падать. Конец Шингарева был ужасен. Его, как и всех членов Временно правительства, арестовали и поместили в Петропавловскую крепость. Дальше я хочу процитировать воспоминания Павла Милюкова, министра внутренних дел того самого Временного правительства. Под буквами А. И. следует подразумевать Андрея Ивановича Шингарева. Так же здесь упоминается Федор Федорович Кокошкин, видный член партии кадетов, который был убит вместе с Шингаревым.
«Не в добрый час перевезли А.И. и Кокошкина из Петропавловской крепости, где к ним стража привыкла, в Мариинскую больницу. В Петербурге царило волнение, вызванное покушением на Ленина. Красногвардейцы были проникнуты чувствами злобы и мести. А.И. прочел в "Правде" кровожадную статью, в которой за каждую голову "народных вождей" требовалось "сто голов" противников. До него доходили слухи, что "среди нашего гарнизона будто бы решено, в случае несчастья в Смольном (т.е. смерти Ленина), расправиться с нами". Сам А.И. наблюдал у своих сторожей "скорее, обратное настроение", и по поводу предстоявшего перевода писал: "Не знаю, лучше ли это, или хуже". Сестре он передавал, что кое-кто из сторожей его предупреждал: "Мы слышали, что вы переводитесь в больницу; зачем вы это делаете: ведь у нас хорошо, а там будут красногвардейцы". И сам А.И., видимо, разделял эти опасения. Но перевод был решен домашними, замечавшими быстрое ухудшение здоровья А.И. и уверенными в преимуществах больницы перед тюрьмой. Перевод был исхлопотан в качестве исключительной милости у начальства.
Вечером 6-го января 1918 года А.И. был перевезен в помещение Мариинской больницы. В 10 часов вечера его посетил старший врач больницы; около полуночи А.И. заснул - впервые после двух с лишним месяцев - в теплой комнате, на чистой и мягкой постели. Он собирался воспользоваться невольным досугом, чтобы полечиться, а то "если бы меня выпустили, я бы сразу начал работать; некогда бы было лечиться, а теперь поневоле попью йод и еще что-нибудь".
Начать этой новой трудовой жизни А.И. не пришлось. Через полчаса после того, как он затушил лампу, пришли красноармейцы под предводительством солдата Басова, под предлогом смены караула. Часть их вошла в комнату А.И.. Басов светил, а другие тремя выстрелами в лицо, грудь и живот нанесли смертельные раны А.И. Он, видимо, пытался бороться; был жив, не сразу потерял сознание. Он просил не делать перевязки, вспрыснуть морфий. Его последние слова были: "Дети, несчастные дети". Часа через полтора он умер».
Такова печальная участь Шингарева, прекрасного учителя и никакого министра.