Невский: агент революции в царском ФСБ

Невский: агент революции в царском ФСБ

Сегодня мы поговорим о том, как одному совершенно неприметному человеку удалось внедриться в святая святых охранительной системы царской России: в III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И он даже получил за свою работу орден. При этому сливая информацию террористам. А началось все на Невском проспекте в доме №96, о котором мы сегодня и поговорим.

Анна Кутузова

Анна Петровна Кутузова к известному полководцу не имела никакого отношения. Зато она имела отношение к III отделению, переименованному затем в Департамент полиции. Такой вывод был сделан членами партии «Народная воля». Курсисток, живших в меблированных комнатах госпожи Кутузовой по адресу Невский, 96, подвергали постоянным обыскам и арестам. Сюда-то и поселил Александр Михайлов по кличке «дворник», свежего народовольца Николая Васильевича Клеточникова.
Как признавался сам Клеточников, до 30 лет он жил в глухой провинции, «среди чиновников, занимавшихся дрязгами, попойками, вообще ведущими самую пустую, бессодержательную жизнь». Дело было в Симферополе, куда он переехал из Пензы, чтобы поправить свое здоровье. Жизнь в Крыму в чиновничьей среде объясняет пристрастие Николая Васильевича к игре в карты и крымским винам, тонким ценителем которых он был, если верить бывшему народовольцу Льву Тихомирову. Вдобавок Клеточников пережил личную драму, о которой никому не рассказывал. Вполне возможно, что речь шла о неразделенной любви. Но чтобы там ни было, оно подтолкнуло его к мысли о самоубийстве.
Уж коли ты решил распрощаться с жизнью, то почему бы перед этим не сделать что-нибудь полезное. Полезным Клеточников считал участие в террористическом акте, и предложил свои услуги «Народной воле». Он уже переехал в Петербург и жил в доме на Песках, так тогда именовали территорию, ныне прорезанную Советскими улицами. Я имею в виду то, что они называются Советскими, а не то, что они были проложены в советское время. Они существовали тогда до революции и назывались Рождественскими. В доме, где поселился Клеточников, жили курсистки, которые послали за народовольцем Михайловым. Но тот рассудил, что новый адепт партии не подходит для активной борьбы. Как писала затем народоволка Анна Прибылева-Корба, «он не был физически смелым бойцом». Поэтому Михайлов предложил Клеточникову внедриться в самое логово зверя, или, как выразился один партиец, в пасть акулы: в III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Это все равно что сейчас внедрить какого-нибудь террориста в ФСБ. И надо сказать, что «Народной воле» это удалось.

Покорный житель
Клеточникова поселили здесь у Кутузовой и стали снабжать деньгами из партийной кассы. Деньги нужны были, чтобы проигрывать хозяйке в карты, тем самым расположив ее к себе. Николай Васильевич был «худой, среднего роста, желтый, жидкие волосы, небольшая жидкая окладистая борода, короткие усы, все лицо сильно суживается книзу, темные очки, вид чахоточного». Это уже описание из будущего судебного процесса. Одним словом интеллигентный заморыш. Немудрено, что он вызвал у Кутузовой доверие. «Вы человек надежный — я это сразу поняла. Уж в людях-то, Слава богу, я разбираюсь», - как-то заявила она ему.
Клеточников же стал жаловаться ей, что зря приехал в Петербург, так как обещанного места в здешнем земстве, по-видимому, получить ему не удастся. Тогда разборчивая дама познакомила Клеточникова со своим родственником Кирилловым, служившим чиновником в III отделении. В воспоминаниях террориста Морозова он фигурирует под фамилией Гусева, это важно, поскольку далее я приведу оттуда пару цитат. О Клеточникове навели справки, выяснили, что репутация у него безупречная, и трудоустроили. Сначала попытались сделать шпионом. И вот об этом хотелось бы сказать пару слов. И эти пара слов будут взяты из книги Николая Морозова «Повесть моей жизни».
Чтобы стать шпионом, Клеточникову надо было доносить на неблагонадежных лиц. Курсистки, смеясь, предложили стучать на них. А далее цитата, которая начинается их репликой:
«Мы будем выдумывать вам на себя самые интересные доносы. Но только все же не такие, чтобы нас арестовывали и высылали!
— Нельзя! — сказал Клеточников. — Вам опасно принимать на себя роль в подобном деле. А вот у меня есть товарищ по гимназии, Ребиков, у которого был недавно обыск и который каждый день ждет, что его вышлют. Ему, пожалуй, было бы даже удобно, чтобы, вместо немедленной высылки, за ним следили до весны, когда он выдержит в университете последние экзамены и сам уедет.
Когда мы через неделю пришли снова на свидание с Клеточниковым, он заявил нам:
— Все улажено. Можете себе представить: мое предположение следить за Ребиковым упало на Гусева, как манна небесная! Он очень просил меня следить за ним и обещал сам диктовать мне по способу Шехеразады в «Тысяче и одной ночи» самые интригующие доносы на себя, вплоть до окончания своих выпускных экзаменов. Теперь я и Ребиков уже поселились вместе. Я под видом сыщика, а он под видом подозрительного субъекта, за которым я слежу. Все доносы на себя Ребиков будет сочинять, конечно, сам и обещал, мне предоставлять самые занимательные небылицы.
Гусев прежде всего поручил мне узнать всех знакомых моего сожителя, и Ребиков выбрал для удовлетворения его любопытства несколько человек из своих родных, совершенно не интересующихся политическими делами. За ними уже начали следить, но, конечно, только спутались с пути, тратя свое время на наблюдение за самыми верноподданными людьми».

Неудачный шпион

Чтоб придать некоторую правдоподобность действительности выслеживанья Клеточникова, он условился со своим товарищем, что каждый раз, как выходит какая-нибудь прокламация или появляется номер «Земли и воли», так называлась партийная газета, он будет относить по экземпляру Гусеву тире Кириллову на его тайную квартиру, куда приходят шпионы со своими доносами, и говорить, что получил их от своего сожителя. На вопросы Гусева, кто их дал Ребикову, Клеточников отвечал, что его товарищи в университете, имен которых он пока не мог добиться, но надеется узнать при удобном случае. Несколько раз Клеточникову предлагали наблюдать, не бывает ли у его приятеля кто-либо из членов «Народной воли», и показывали их фотографии, но он сообщал, что никого похожего не встречал.
Со временем выяснилось, что должно было выясниться: в шпионы Клеточников не годился. Казалось бы, эксперимент по внедрению обречен на провел. Но тут свою роль сыграло одно обстоятельство, совершенно незначительное на первый взгляд.
У Клеточникова был замечательный каллиграфический почерк. Морозов отмечал: «При чтении чего-либо, написанного им, казалось, что каждая его буква была жемчужиной. Ровно, ясно, отчетливо вырисовывалось всякое слово его письма, как будто печатный курсив, и я невольно любовался им, когда читал его сообщения. Вот это-то обстоятельство и повернуло вдруг судьбу Клеточникова совершенно в новом направлении».
Как писала Вера Фигнер, он стал «делопроизводителем, и через его руки проходили все бумаги о мероприятиях III отделения: приказы об арестах, обысках, списки провокаторов и шпионов, распоряжения о слежке и т. д.» А Клеточников благополучно сливал эту информацию народовольцу Александру Михайлову.

Лучший работник

Он легко утвердился на своем месте. Его начальник, старший секретарь — лентяй, как и все чиновники Третьего отделения, — сейчас же взвалил на Клеточникова целиком свою работу, а сам совершенно перестал что-либо делать, бегая по кафешантанам и ресторанам. Необыкновенное усердие, хороший слог бумаг и исключительная аккуратность Клеточникова сразу сделали его необходимым лицом в центральной канцелярии политического сыска.
Морозов вспоминал: «Ни один донос не миновал его рук. С первых же дней Михайлов, которому мы предоставили одному сноситься с Клеточниковым, чтобы как-нибудь не погубить его случайною неосторожностью, начал приносить мне почти ежедневно листки со шпионскими доносами. Я или Михайлов, отдавали их прежде всего Софии Ивановой переписывать, оригиналы тотчас уничтожали, чтобы не подвести Клеточникова, и затем я нес копии в свой тайный архив».
Один раз народовольцы чуть не подставили Клеточникова. Он принес Михайлову в список двадцати лиц, представленный шефу жандармов для производства у них обыска и ареста, если на их квартирах окажется что-нибудь нелегальное. Все они не имели никакого отношения к партии, но было принято решение их предупредить о грядущем обыске. В итоге в одной из квартир при входе жандармского офицера курсистки встретила его смехом и словами: «милости просим, мы вас ждем уже вторую ночь!» У них, конечно, потребовали объяснения, откуда они узнали об этом обыске, грозя немедленным арестом, и те, испугавшись, сказали, что их предупредило неизвестное лицо. Но в тот раз все обошлось, поскольку в отделении заподозрили новую агентшу, и утечку информации списали на нее.
В течение долгого времени многие террористы оставались не пойманными к удивлению жандармов. 20 апреля 1880 года царь Александр II пожаловал Клеточникову орден св. Станислава 3-й степени. За усердную службу. Через год царя взорвали. И это стало возможным во многом благодаря усердной службе Клеточникова. Правда и сам он не избежал ареста. Конец его был жестоким. Он умер в камере № 6 Алексеевского равелина «от продолжительного изнурительного поноса», как писал тюремный доктор. Клеточникова доконал туберкулез кишечника. Какой шок у мадам Кутузовой должна была вызвать новость о принадлежности Клеточникова к террористам, убившим царя-освободителя. А ведь ей казалось, что она так хорошо разбирается в людях. Особенно в тех, кому она сдавала комнаты на Невском, 96.