Мистика с двойником, коррупция фаворитов, Путилов теряет, Набоков вспоминает

Мистика с двойником, коррупция фаворитов, Путилов теряет, Набоков вспоминает

Сегодня я расскажу о том, как Петр Вяземский превратился из атеиста в глубоко верующего человека. И все потому, что увидел как-то собственного двойника у себя в квартире. Владимир Набоков поведает вам о похождениях с некой Тамарой по петербургским кинотеатрам, где шли фильмы с длинными названиями и топорными спецэффектами. Мы узнаем на примере Аничкова дворца, как тратились казенные деньги, и как фаворитизм способствовал процветанию коррупции. А закончим историей про банкира Алексея Путилова, который ворочал миллионами, а умер в нищете всеми забытый.

Невский 60

Епископ Порфирий Успенский как-то оставил у себя в дневнике следующую запись: «Когда я был еще архимандритом, меня в Александровской лавре посетил князь Петр Андреевич Вяземский и, между прочим, рассказал следующий необычный случай: "Я в молодости своей не верил ни в Бога, ни в бытие души, ни в загробную жизнь и даже частенько насмехался над религией и над служителями ее. А теперь я верю и молюсь. Такой переворот к лучшему совершился во мне по следующему случаю. Однажды я ночью возвращался в свою квартиру на Невском проспекте, у Аничкова моста, и увидел яркий свет в окнах своего кабинета. Не зная, отчего он тут, вхожу в дом и спрашиваю своего слугу: "Кто в моем кабинете?" Слуга сказал мне: "Там нет никого", – и подал ключ от этой комнаты. Я отпер кабинет, вошел туда и увидел, что в глубине этой комнаты сидит задом ко мне какой-то человек и что-то пишет. Я подошел к нему и, из-за плеча его прочитав написанное, громко вскрикнул, схватился за грудь свою и упал без чувств; когда же очнулся, уже не увидел писавшего, а написанное им взял, скрыл и до сей поры таю, а перед смертью прикажу положить со мною в гроб и могилу эту тайну. Кажется, я видел себя самого пишущего. После этого видения я сделался верующим”».
Событие, описанное Петром Вяземским, и пересказанное нам Порфирием Успенским, случилось в доме №60 по Невскому проспекту. До этого Вяземский выдавал вирши примерно такого характера:
Бог голодных, бог холодных,
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений недоходных,
Вот он, вот он русский бог.

В этом четверостишии мы видим осуждение крепостнической России. Но через бога. Вяземский, как и многие его сверстники, впитал атеистические идеи французских философов эпохи просвещения. Антиклерикализм был модой, которую не принимали многие, например старик Державин. Эпизод с двойником положил этой моде конец. Для Вяземского. Это таинственное приключение служит некой доказательной базой для тех, кто пытается преподнести наш город как мистический. Никогда не знаешь, чему здесь верить. Дело происходило ночью, можно предположить, что наш герой возвращался с какой-нибудь пирушки, и все это привиделось ему спьяну. Но, согласитесь, подобная версия слишком прозаична. Никакой тайны. Никакой романтики.
В 1913 году во дворе этого дома была построено специальное здание, где открылся синематограф «Пикадилли». О том, что собой представляли кинотеатры в то время, мы можем судить по одиннадцатой главе книги воспоминаний «Другие берега» Владимира Набокова, в которой он описывает похождения с некой Тамарой.
«Под вечер мы часто скрывались в последний ряд одного из кинематографов на Невском,"Пикадилли" или "Паризиана". Фильмовая техника несомненно шла вперед. Уже тогда, в 1915-ом году, были попытки усовершенствовать иллюзию внесением красок и звуков: морские волны, окрашенные в нездоровый синий цвет, бежали и разбивались об ультрамариновую скалу, в которой я со странным чувством узнавал Rocher de la Vierge (Скалу Пресвятой
Девы (франц.)), Биарриц, прибой моего международного детства, и пока как белье полоскалось это море в синьке, специальная машина занималась звукоподражанием, издавая шипенье, которое почему-то никогда не могло остановиться одновременно с морской картиной, а всегда продолжалось еще две-три секунды, когда уже мигала следующая: бодренькие похороны под дождем в Париже или хилые оборванные военнопленные с подчеркнуто нарядными нашими молодцами, захватившими их.
Довольно часто почему-то названием боевика служила целая цитата, вроде "Отцвели уж давно хризантемы в саду" или "И сердцем как куклой играя, он сердце как куклу разбил", или еще "Не подходите к ней с вопросами" (причем начиналось с того, что двое слишком любознательных интеллигентов с накладными бородками вдруг вскакивали со скамьи на бульваре и, жестикулируя, теснили какую-то испуганную даму, подходя к ней, значит, с вопросами)».
После революции, которая выкинула Набокова из родной страны, кинотеатр, конечно же, не мог носить имя буржуйской улицы. Его переименовали в «Аврору», с тех пор он и существует под этим названием. В то время как другой кинотеатр «Паризиана», описанный Набоковым, и ныне так называется. Мы дойдем до него уже вскоре.


Невский 39
Аничков дворец

Все еще мечтаете о том, чтобы средства из госбюджета распределялись должным образом? Позвольте рассказать вам историю из нашей истории.
Дворец, построенный здесь в царствование петровой дочери Елизаветы, был назван Аничковым. Дело в том, что рядом был мост, который строился под чутким надзором командира работного батальона Михаила Осиповича Аничкова. Его вообще-то изначально назвали Невским, но не прижилось. Зато Аничков вписался замечательно. Подобные топонимы были не редкость. Гороховая улица была названа в честь купца Горохова, который владел там объектами недвижимости.
Елизавета подарила дворец Алексею Разумовскому, который из грязи в князи, точнее в графы. Был певчим, стал вельможей и любовником императрицы. А кто-то утверждает, что и тайным супругом.
Когда на трон взошла Екатерина II, она выкупила дворец и преподнесла его своему суженому Григорию Потемкину. Тот, не мудрствуя лукаво, продал его купцу Никите Шемякину. Императрица еще раз выкупила дворец и еще раз подарила его Григорию Александровичу. Тот даже затеял перестройку. Архитектор Старов внес изменения в оформлении здания. Творение Земцова, Дмитриева и Растрелли из барочного превратилось в классическое. Однако фаворит императрицы ссылаясь на острую нужду, снова продает дворец, кому бы вы думали? В царскую казну, то есть фактически Екатерине II.
Таким образом, если проследить круговорот государственных денег, мы увидим многократные злоупотребления. И что самое главное, виновники не только не понесли никаких наказаний, но были возвеличены. Ну да, казенные траты, но ведь сколько сделано для блага России! Не правда ли, знакомая ситуация?
Изначально дворец был построен к воде передом к городу задом. Невский проспект тогда был промышленной дорогой, по которой доставляли строительные материалы. От Фонтанки был прорыт канал, по которому гости подплывали прямо к дворцу, лодки можно было пришвартовать в специальном гаванце.
В XIX веке дворец, как царская собственность, переходил из одних великокняжеских рук в другие.
17 декабря 1833 года Пушкин записал у себя в дневнике: "...В городе говорят о странном происшествии. В одном из домов, принадлежащих ведомству придворной конюшни, мебель вздумала двигаться и прыгать; дело пошло по начальству. Князь Долгорукий нарядил следствие. Один из чиновников призвал попа, но во время молебна стулья и столы не хотели стоять смирно. Об этом идут разные толки. N сказал, что мебель придворная и просится в Аничков".
В Аничков просилась не только мебель. В Аничков просилась жена поэта, чтобы блистать на балах, которые здесь устраивались. Этого хотел и царь. Спустя месяц после предыдущей записи, Пушкин отмечает: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры, что довольно неприлично моим летам, но Двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове».
И вот к чему это приводит. Отрывок из письма Пушкина Павлу Нащекину в марте того же года:
«Вообрази, что жена моя на днях чуть не умерла. Нынешняя зима была ужасно изобильна балами. На масленице танцевали уж два раза в день. Наконец настало последнее воскресение перед великим постом. Думаю: слава богу! балы с плеч долой. Жена во дворце. Вдруг, смотрю — с нею делается дурно — я увожу ее, и она, приехав домой, — выкидывает».
Слава Богу, выкидыш не отразился на здоровье Натальи Николаевны, и она после этого родила поэту еще двоих. Однако мы прекрасно знаем, как отразились великосветские пляски и все, что их окружает, на судьбе самого Александра Сергеевича.


Невский 62

The harder they come the harder they fall. Чем круче они становятся, тем больнее им падать. Это строчка из известной песни Джимми Клиффа. Она прекрасно иллюстрирует жизнь исторического героя, о котором пойдет речь.
Рассказ о доме на Невском, 62 я бы хотел начать с персидской притчи.
«Была некогда на равнинах Хорасана великая засуха, от которой жестоко страдал скот. Пастух, видя, как чахнут его овцы, отправился к известному колдуну и сказал ему: "Ты такой искусный и могущественный, не мог ли бы ты заставить траву снова вырасти на моих полях?" -- "О, ничего нет проще! -- отвечал тот. -- Это будет тебе стоить лишь два тумана". Сделка сейчас же была заключена. И волшебник тотчас приступил к заклинаниям. Но ни на завтра, ни в следующие дни не видно ни маленького облачка на небе; земля все больше высыхала; овцы продолжают худеть и падать. В ужасе пастух возвращается опять к колдуну, который расточает ему успокоительные слова и советы на счет терпения. Тем не менее, засуха упорно держится; земля становится совершенно бесплодной. Тут пастух в отчаянии опять бежит к колдуну и со страхом спрашивает его: "Ты уверен, что заставил траву вырасти на моих полях?" -- "Совершенно уверен; я сто раз делал вещи гораздо более трудные. Итак, я тебе гарантирую, что твои луга снова зазеленеют... Но я не могу тебе гарантировать, что до тех пор не погибнут все твои овцы"».
И ведь действительно после гражданской войны, после разрухи и голода, луга снова зазеленели. Но сколько овец передохло.
Эта притча была ответом Алексея Путилова французскому послу Морису Палеологу на вопрос о том, сможет ли оправиться Россия в ближайшее время, в ближайшее после 1917-го года. Алексей Иванович Путилов был дальним родственником знаменитого промышленника. Его называли модным банкиром и романтиком империализма, поскольку он был одним из самых влиятельных финансистов Российской империи, возглавлявшим крупнейший акционерный банк страны – Русско-Азиатский. Контрольный пакет акций держали французы, а управлял всем процессом и принимал все ключевые решения Алексей Путилов. И делал он это отсюда с Невского, 62, где располагалось главное отделение банка.
Путилов ворочал миллиардами, вкладывая их, прежде всего в военную промышленность и железные дороги. Его жалование составляло 400 тыс. рублей в год. За эти деньги в столице можно было заиметь собственный дом. При этом Алексей Иванович являлся на собрание правления в пиджаке с протертыми лацканами и следами пепла – он был заядлым курильщиком, предпочитая сигары.
Путилов как-то заявил Палеологу: «Русский человек не революционер; он анархист. А это большая разница. У революционера есть воля к восстановлению; анархист думает только о разрушении». Разрушение близилось. Путилов предпринимал конкретные меры, после февральской революции он спонсировал генерала Корнилова, но, как известно, его выступление провалилось. Предчувствуя катастрофу, Путилов эмигрировал из страны, сначала в Китай, затем во Францию, потеряв все свое российское имущество. И вот здесь во Франции, возглавив уцелевший филиал родного банка, он вступил в переговоры с представителем Советской России Леонидом Красиным, что было расценено иммигрантскими кругами как предательство. The harder they come the harder they fall. Бывший финансовый туз умер всеми забытый, и мы даже не знаем точной даты его смерти.