Несостоявшийся убийца, любвеобильная княгиня, взорванный князь и Белинский против Гоголя.

Несостоявшийся убийца, любвеобильная княгиня, взорванный князь и Белинский против Гоголя.

Сегодня я расскажу вам об аресте Андрея Желябова и о том, как он повлиял на план народовольцев убить Александра II. Затрону, конечно же, любовный роман Желябова и Перовской, роман трагический. Мы пройдем мимо дворца Белосельских-Белозерских, и я расскажу о его обитателях – княгине Елене Павловне, не отличавшейся супружеской верностью, и великом князе Сергее Александровиче, взорванном в Москве эсерами. Закончим мы у дома, где жил Белинский, который нещадно критиковал Гоголя и Достоевского. В этом же доме обитал Писарев, от которого досталось уже самому Белинскому и Пушкину.

Невский 66

Если рассказывать об убийстве Александра II, то следует обязательно упомянуть о подкопе на Малой Садовой, о взрыве на канале Грибоедова, о кондитерской Андреева, о которой я уже вам поведал. Но одно из ключевых событий произошло на Невском 66. Здесь в феврале 1881 года в меблированных комнатах остановился человек известный по кличкам Милорд и Наместник. Это был народоволец Михаил Тригони. 27 февраля к нему зашел однопартиец и давний приятель Андрей Желябов, после чего по наводке стукача их обоих арестовали.
К убийству Александра II все уже было подготовлено, мина заложена в подкоп, назначены метальщики бомб, если бы царя не удалось взорвать, Желябов должен был прикончить его кинжалом. Попав в руки жандармов, он выбыл из игры, соответственно без него, без лидера, покушение могло и не состояться. Но оно состоялось. Потому что бразды правления взяла в свои руки его гражданская жена – Софья Перовская.
Есть немало сюжетов, достойных экранизации. Любовь Перовской к Желябову – один из них. Здесь априори не могло быть счастливого конца. Они были профессиональными революционерами, ежедневно подвергавшие свою жизнь риску, ни о каком семейном счастье и речи быть не могло.
Их тандем был весьма неожиданным. Лев Тихомиров деликатно писал, что «Желябов вообще нравился женщинам и в старые годы имел не мало "приключений"». Под старыми годами подразумеваются как раз таки молодые, а какого рода это были приключения, и так понятно. Перовская же ненавидела бабников. Но Желябов был для нее большим исключением.
У них совершенно разные истории. Андрей – бывший крепостной.

"Поворачивайся: ведь стоишь 500 руб. и пятак медный".

Так говаривал отец его матери, поскольку ему пришлось ее купить, чтобы жениться. Помещик изнасиловал тетку, и было невозможность добиться справедливости в суде. Еще мальчиком Желябов поклялся убить рабовладельца Лоренцова, который это сделал. А потом Желябов выбился в люди. Окончил гимназию с серебряной медалью, поступил в университет, женился на дочке капиталиста, занимавшегося производством сахара. И все это псу под хвост ради народного блага, агитации в деревне, а затем и террористической деятельности.
Перовская – наоборот, происходила, как выразился народоволец Морозов, из придворной среды. Алексей Разумовский был ее прадедом, а отцом петербургский губернатор, которого сняли с должности после покушения на царя Каракозова. У Льва Николаевича Перовского был крутой нрав и консервативные взгляды на роль женщины в этом мире. Соня их не разделяла и в итоге попросту ушла из семьи, увлекшись сначала идеями народничества, а затем цареубийства.
И вот гигант Желябов с глазами темными и глубокими, как Черное море, сошелся с миниатюрной Перовской, напоминавшей ребенка, если бы не ее взгляд, в котором читалась непреклонность, а порой жесткость.

Большой ребячий лоб не скрыт
Простой и скромною прической.
Широкий белый воротник
И платье черное — все просто.
Худая, маленького роста,
Голубоокий детский лик.
Но, как бы что найдя за далью,
Глядит внимательно, в упор,
И этот милый, нежный взор
Горит отвагой и печалью...

Это Александр Блок, видевший Перовскую только на фотографии. Снимков Желябова в его народовольческую пору не осталось, в тюрьме он не давал себя фотографировать, корчив рожи.
Многие отмечали, что Перовская стала рабой своего гражданского мужа, несмотря на ее властность и самолюбие. И вот Желябова арестовывают. Соня не теряет духа и под ее четким руководством императора все-таки убивают. А затем от горя и любви у нее, попросту говоря, начинает ехать крыша – любимый в тюрьме, он открыто заявил, что имеет отношение к цареубийству, это значит его ждет верная смерть. Нужно спасать. Но как? Перовская носится с безумными планами освобождения, которые нереально осуществить. Притом, что за ней охотится вся столичная полиция. Немудрено, что в итоге ее выследили и схватили неподалеку отсюда у памятника Екатерине II.
Софью и Андрея повесили вместе с еще тремя террористами. Перовская стала первой женщиной в России, казненной по политическому делу. Как мы знаем, дело это привело к результатам диаметрально противоположным тем, что ожидали народовольцы: Александр III взял курс на отмену всех демократических инициатив своего отца.
«История движется ужасно тихо, надо ее подталкивать. Иначе вырождение наступит раньше, чем опомнятся либералы и возьмутся за дело...» Это известные слова Желябова. Подталкивание истории закончилось для него здесь на Невском, 66. Отсюда в тюрьму, а из тюрьмы на эшафот.

Невский 41

Сын мельника и один из любимых архитекторов Николая I с русской фамилией Штакеншнейдер, познакомился с императором после того, как построил барский дом для человека с русской фамилией Бенкендорф. Александр Христофорович Бенкендорф, главный жандарм всея Руси, сейчас его бы его назвали главой ФСБ, влюбился в Елизавету Бибикову, красивую вдову, у которой уже было две дочери. Младшая Елена Павловна вышла замуж за Эспера Белосельского-Белозерского, который заказал Андрею Штакеншнейдеру дворец на углу Невского и Фонтанки. Круг замкнулся. Но ненадолго.
Миниатюрная Елена Павловна с кожей белой как алебастр, и зубами как жемчуг (это эпитеты ее современниц), по мнению великосветского окружения не отличалась добродетелью. Граф Сергей Дмитриевич Шереметев называл таких дам «французскими горизонталками». Первое слово намекает на распущенность нравов, сифилис долгое время называли французской болезнью, второе описывает положение тела во время понятно каких утех.
Эспер Белосельский-Белозерский умер, не увидев даже фундамента своего дворца. Елена Павловна вышла замуж за Василия Викторовича Кочубея, сына знаменитого канцлера, и стала Еленой Кочубей, оставив себе дворец. Таким образом, название дворец Белосельских-Белозерских к самим Белосельским-Белозерским имеет мало отношения.
Елена Кочубей устраивала здесь балы, которые весьма любил посещать император Александр III с супругой, благо напротив: царская чета жила в Аничковом дворце. Вот как описывает празднества Елены Павловны уже упомянутый граф Шереметев:

«Стоило только перейти улицу, и почти напротив красовался palazzo , хозяйкою которого считалась одна из законодательниц всего великосветского “высшего тона”. То была Княгиня Елена Павловна Кочубей, дочь Бибикова. В этом доме бывал я только на больших балах, когда княгиня собирала весь город. Здесь был я на знаменитом костюмированном бале, на котором были двор и все общество...
Дух, некогда витавший в этом доме, хотя и поверхностный, чисто французский, как и быть должно, но все же изящный и литературный, представителем которого был Князь Белосельский-Белозерский, совершенно выдохся...только застывшие книги на нетронутых полках прекрасной библиотеки в нижнем этаже дома и драгоценные гравюры на стенах переносили в отдаленное прошлое


Это был один из лучших домов Петербурга, на нем, как и на самой хозяйке, лежала печать безличности. Это был салон космополитический, где не было слышно русского звука, где не было и отдаленного намека на что-то русское, не деланное, не разученное, не вычитанное у иностранцев... Хозяйка дома, почти уже маститая, еще не уклонялась от роли поглотительницы сердец, хотя именно сердце здесь было ни при чем.
Внешнее благоприличие, доведенное до последнего предела, даже до чопорности, прикрывало внутреннее ничтожество. Вот что воплощала в себе княгиня Кочубей – это посмешище великосветской дамы, вся созданная из тщеславия и честолюбия».

Не самая лестная характеристика. То-то злорадствовали сплетники, когда дворец пришлось продать, ибо дела шли неважно, траты были обратно пропорциональны доходам.
Новым владельцем стал брат Александра III великий князь Сергей Александрович. Некоторые до сих утверждают, что он был мужеложцем, хотя прямых доказательств нет, одни великосветские сплетни. А вот что не требует никаких доказательств, так это Ходынская катастрофа. Сергей Александрович был на тот момент генерал-губернатором Москвы, но на нем эта трагедия никак не отобразилась: вместо градоначальства он получил командование Московским военным округом.
4 февраля 1905 года его разорвало в клочья от бомбы, брошенной эсером Каляевым. Кучер Андрей Рудинкин умер уже в больнице. По этому поводу ходил циничный стишок:

Удручен былым примером,
Кучер важного лица
Обращается к эсерам
И стучится в их сердца:

«Досточтимые эсеры!
Пью за ваше торжество.
Но молю: примите меры
Для спасенья моего.

Я исполнен беспокойства
За грядущий мой удел…
Нет ли бомб такого свойства,
Чтобы кучер уцелел?»

Сергей Александрович был женат на Елизавете Федоровне, родной сестре императрицы Александре Федоровны, о ней мы поговорим возле следующего дома. В их семье воспитывалась племянница Мария Павловна и племянник Дмитрий Павлович. После смерти князя Ходынского, как прозвали в народе Сергея Александровича, дворец достался Дмитрию Павловичу, прославившемуся участием в убийстве Распутина. Это его и спасло, поскольку в качестве наказания он был отправлен в Персию. Если бы Дмитрий Павлович не стал соучастником убиения старца, соответственно, не был бы выслан из Петербурга, то скорее всего, разделил бы печальную участь всех оставшихся великих князей. Вот так иногда преступление спасает жизнь.


Невский 68

«Или Вы больны, и Вам надо спешить лечиться; или - не смею досказать моей мысли...» Виссарион Белинский отчитывает Николая Гоголя. Да еще как отчитывает: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов - что Вы делаете?!! Христа-то зачем Вы примешали тут?! Что Вы нашли общего между Ним и какою-нибудь, а тем более православною церковью?»
Сильно. Во-первых, жесткий нонконформизм, навязывание тезиса довольно популярного и в наши дни: Христос отдельно, церковь отдельно. Во-вторых, какие эпитеты в адрес великого русого писателя: апостол невежества, проповедник кнута! А ведь Гоголь уже был культовой персоной, именем нарицательным! Когда сюда, в дом Лопатина, где жил Белинский, прибежал Некрасов с рукописью Достоевского, то он воскликнул: «Новый Гоголь явился!» На что язвительный критик заметил: «У вас Гоголи-то как грибы растут». Потом Белинский жестоко разочаровался в Достоевском, после того как он вместо изображения страданий простого человека вдруг занялся описанием некоего романтика, блуждающего в белую ночь по набережным Петербурга. Но еще больше Белинский разочаровался в Гоголе.
Дом №68 по Невскому проспекту во всех справочниках именуют Литературным домом. Тут многие живали. Но самое большое внимание, конечно же, уделялось Виссариону Белынскому, чей дед был священником в селе Белыни. В молодости Виссарион заменил букву ы на и для благозвучности. Как критик он начинал в Москве с тезиса, что литературы у нас нет, а есть всего лишь несколько писателей. Заявлено это было в 1834 году, и по правде сказать, русская литература действительно только начиналась. И для нее нужна была «нравственная узда», как говорил Панаев. Вот этой «уздой», иначе говоря, кнутом и пряником, и стал Белинский.
Авдотья Панаева писала в своих воспоминаниях: «Мы переехали к Аничкину мосту в угловой дом, против дома Белосельского. Белинский тоже переехал в этот дом, заняв во дворе маленькую квартирку о двух комнатах по черной лестнице. Его квартира выходила окнами на конюшни и на навозные кучи. Солнце никогда не заглядывало в эти окна». Самый авторитетный критик России был нищим и больным человеком, тратившим большую часть своего скудного заработка на лекарства, благо аптека была через дорогу, точнее сказать, через реку Фонтанку. Он вовремя умер. «От тяжких испытаний избавила его смерть», - сказал по этому поводу Тургенев, который, кстати, жил в этом доме и написал здесь «Записки охотника». Под тяжкими испытаниями Иван Сергеевич подразумевал дело петрашевцев. Начальник штаба корпуса жандармов Василий Дубельт очень горевал, что Белинского нет в живых, поскольку мечтал сгноить его в тюрьме.
Главным пунктом обвинения для многих петрашевцев, в частности, для отставного инженер-поручика Федора Достоевского, было недонесение о чтении письма Белинского Гоголю. Только вдумайтесь в эту формулировку. Каким же страшным казалось правительству это письмо, в котором неистовый Виссарион разносит автора «Мертвых душ» в пух и прах. Еще дальше пошел другой житель дома №68 Дмитрий Писарев, который в статье «Пушкин и Белинский» не оставил мокрого места ни от Пушкина ни от Белинского. Поэта он вообще считал бесполезным, а его строки навевали на него истерическую зевоту. В этой связи Дмитрий Минаев написал:

Гоним карающим Зевесом,
Двойную смерть он испытал:
Явился Писарев Дантесом
И вновь поэта расстрелял.

В годы блокады уже сам дом был расстрелян немцами, сюда угодила фугасная бомба, которая снесла портик. Его наскоро залатали, в пятидесятых годы был возведен фактически новый фасад, а уже в наше время многострадальное здание опять снесли, чтобы возвести на его месте отель. И против такого даже неистовый Виссарион был бы бессилен.