Создатель трико, убитая святая, генерал-шулер и сайки с тараканами

Создатель трико, убитая святая, генерал-шулер и сайки с тараканами

Сегодня я поведаю вам об одном из создателей русского балета Шарле Дидло и его невероятных постановках, о красавице Елизавете Федоровне, принявшей мученическую смерть в шахте под Алапаевском. Мы узнаем о картежной страсти Ивана Онуфриевича Сухозанета, расстрелявшего декабристов картечью. А закончим булочником Филипповым который выкрутился из трудной ситуации, когда московский градоначальник обнаружил в его сайках таракана.

Невский 43
Что является нашей культурной валютой? Кино? Живопись? Увы. Лучше всего за границей продается русский балет. И одним из отцов-основателей нашей балетной школы является Шарль Дидло, дом которого стоял когда-то здесь на Невском, 43.
До приезда Дидло в Россию в самом начале XIX в. танцовщицы готовились к выходу на сцену как на бал-маскарад: пудрили парики, надевали на себя каркас из китового уса, называемый фижмами, благодаря чему юбка напоминала раскрытый купол парашюта. Все это было эффектно, но дико неудобно для танцев. Дидло избавил спектакли от этих атавизмов эпохи Людовика XIV. Он заказал чулочному мастеру Трико специальные обтягивающие костюмы. Как водится, их стали называть по имени создателя – Трико. Одежда стала проще, движения более раскованными, у артистов балета появилось больше возможностей демонстрировать филигранную технику танца.
Помимо этого Дидло по-новому подошел к методам оформления сцены. Это был настоящий Голливуд: вулканы сыпали искрами, драконы извергали пламя, во время землетрясения сцена покрывалась трещинами, в небе сверкали молнии, а у зрителей от удивления отвисали челюсти. Фирменной придумкой Дидло были групповые полеты, когда сразу несколько танцовщиц в прыжке взмывали в небо и продолжали парить над изумленной публикой. Вся эта эквилибристика была возможна благодаря слабому освещению и ловкости рабочих сцены. Никакого электричества, никакой автоматизации. Все вручную.
Надо ли говорить, что постановки Дидло сопровождал бешеный успех. Вот, например, как выглядела сцена из балета «Руслан и Людмила»: «Руслан подходит к спящей голове богатыря. Она просыпается, шевелится, выпускает изо рта пламя. Под ударами Руслана она разваливается на части, и из нее выходит вооруженный воин». Когда спектакль был выпущен, фамилия Пушкина отсутствовала на афише: он был в опале. Под конец жизни в опалу попал и сам Дидло, поссорившись из-за какой-то мелочи с директором императорских театров Павлом Гагариным. «Балеты долго я терпел, но и Дидло мне надоел». Онегин, конечно, великий сноб: Дидло не надоедал. Он поднял русский балет на новый уровень, а сам умер в Киеве по дороге в Крым.
В 1899 году дом приобретает владелец соседнего дворца – великий князь Сергей Александрович. Здание перестраивают, наращивают этажами, оформляют в стиле поздней эклектики. После убийства великого князя в Москве, о чем я рассказывал у дворца Белосельских-Белозерских, владелицей дома становится вдова князя – Елизавета Федоровна.
Немецкий профиль, высокая пышная грудь, талию, затянутую корсетом можно обхватить одной рукой. Очень красивая девушка с очень трагичной судьбой. Она приняла Россию как родную страну, а православие как родную веру. В совершенстве владела русским языком. Ходила вызволять детей из лап бандюганов на Хитровский рынок, где никто никогда ее даже пальцем не тронул, таким уважением она пользовалась в народе. Продала всю свою ювелирную дребедень и купила на эти деньги большой кусок земли на Ордынке, где основала Марфо-Мариинскую обитель милосердия, благотворительное учреждение нового формата. Здесь очень серьезно относились к подготовке сестер милосердия, а обездоленных, попавших в обитель, старались не только накормить и вылечить, но и трудоустроить. Основной комплекс был построен по проекту Алексея Щусева, который затем прославится на весь мир другой своей культовой постройкой – мавзолеем Ленина.
Собственно, когда Ленин пришел к власти, Елизавету Федоровну, несмотря на все ее заслуги перед простым народом, отправили на Урал, где вместе с несколькими представителями дома Романовых и еще одной сестрой Марфо-Мариинской обители, скинули в шахту под Алапаевском. Судя по всему, Елизавета Федоровна еще жила какое-то время, поскольку смогла перевязать рану упавшего рядом с ней князя Иоанна Константиновича.
После 1917 года дом на Невском 43, естественно, был реквизирован и стал достоянием народа. А Елизавету Федоровну уже в наше время причислили к лику святых. Так немецкая принцесса стала русской преподобномученицей.

Невский 70

Актеру Каратыгину приписывают следующий анекдот: он побывал на похоронах высокопоставленного любителя карточной игры, зашифрованного под фамилией С., которые описал следующим образом: «Все было великолепно. Сначала ехали казаки с пиками, потом музыканты с бубнами, затем духовенство с крестами, потом сам С. с червями, за ним шли дамы, тузы, валеты и в конце концов двойки, тройки, четверки...» Считается, что здесь описываются похороны Ивана Онуфриевича Сухозанета, которому с конца 1820-х годов принадлежал дом на Невском, 70.
24 ноября 1834 года историк Александр Иванович Тургенев пишет у себя в дневнике:
«Вечер с Жуковским, Пушкиным и Смирновыми; любезничал с Пушкиной, Смирновой, и Гончаровой. Но под конец ужасы Сухозанетские, рассказанные Шевичевой, возмутили всю мою душу».
Что это за ужасы такие? Ведь если мы посмотрим на портрет Сухозанета кисти Джорджа Доу, который висит в военной галерее Зимнего дворца, то увидим красавца офицера с модными усиками и бакенбардами, просто романтика, а не вояку. Но это обманчивое впечатление. И в армии, и в обществе репутация у Ивана Онуфриевича была не из лучших. Пушкин называл его человеком «запятнанным».
Михаил Бестужев вспоминал, что когда во время восстания декабристов Сухозанет прискакал к ним с приказом сложить оружие, Пущин крикнул: «Пришлите кого-нибудь почище вас». И Сухозанет прислал. Картечь. Именно он командовал расстрелом войск на Сенатской площади, получив за это у Николая I довольно весомый кредит доверия. Это выразилось в назначении его на пост директора Императорской военной академии. Именно об ужасах в этом учебном заведении рассказали Александру Тургеневу во время вышеописанного вечера.
Сухозанет был приверженцем весьма прямолинейных, если не сказать, тупых методов. Вот, например, какую речь он произнес в академии 14 ноября 1846 г.: «Я, господа, собрал вас, чтобы говорить с вами о самом неприятном случае. Я замечаю, в вас нисколько нет военной дисциплины. Наука в военном деле не более, как пуговица к мундиру; мундир без пуговицы нельзя надеть, но пуговица не составляет всего мундира». То есть генерал не ставил науку ни в грош. В этой связи историк Евгений Тарле написал в книге «Крымская война», что «злостный, наглый, полуграмотный и тупой фельдфебель Сухозанет умышленно разрушал военную академию и насаждал невежественность среди командного состава».
Сухозанет стал героем, конечно же, иносказательным, сказки Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве»: «Хотя Осел, воспользовавшись первым же случаем, подвиги Топтыгина в лучшем виде расписал, но Лев не только не наградил его, но собственно-лапно на Ословом докладе сбоку нацарапал: «Не верю, штоп сей офицер храбр был ибо это тот самый Таптыгин, который маво Любимова Чижика сиел!» Здесь пародируется одно из высказываний Сухозанета. Юрист Анатолий Кони вспоминал, что он «был до того несоответствен в смысле современной науки, что некоторые его резолюции не забыты до сих пор, как, например, приписываемая ему: „сумлеваюсь, штоб Прискорб (Брискорп) мог оболванить эфто дело кюлю (к июлю)“
А еще господин Сухозанет был заядлым картежником. Мария Толстая вспоминала про один из вечеров в доме Лавалей на Английской набережной: «Там я увидела в первый раз известного игрока того времени, одноногого генерала Сухозанета, который просидел весь вечер, не вставая, как приклеенный, за карточным столом, то и дело придвигал к себе по зеленому сукну груды червонцев и империалов ... Государь Николай Павлович тоже не раз подходил к этому столу, внимательно следил за игрою Сухозанета, и видно было, что он им не очень-то доволен».
Сухозанет действительно был одноногим, конечность ему оторвало в сражении при Грохове во время польского восстания. И царь мог быть им недовольным, поскольку ходили слухи, что Сухозанет был нечист на руку, попросту говоря, шулер, потому и выигрывал. Но и проигрывал, да так, что его наследник не смог расплатиться с долгами и продал дом Петербургскому купеческому обществу. Сейчас здесь располагается Петербургский союз журналистов.

Невский 45

Что такое “русский стиль” в нашей архитектуре, и кто его создавал? Позвольте цитату из книги “Петербург немецких архитекторов”: "Наряду с И. П. Ропетом и В. А. Гартманом Гун стал одним из видных представителей народного варианта русского стиля и содействовал его расцвету в 1870-е годы". В этой цитате про русский стиль три фамилии и все немецкие. Одна из них – Гун. Предположительно именно этот зодчий построил в Москве такое чудо как особняк Пороховщикова в Староконюшенном переулке.
В Питере среди его новаций - треугольные эркеры, которые впервые появились в доме №2 на Театральной площади. А здание на углу Невского и Троицкой (ныне улица Рубинштейна) было построено в господствовавшем тогда стиле эклектика. В начале XX в. дом приобрел сын знаменитого булочника Ивана Филиппова. Художник Мстислав Добужинский вспоминал, что здесь он лакомился слоеными булками в виде подковок с тмином и солью.

Вчера угас еще один из типов,
Москве весьма известных и знакомых,
Тьмутараканский князь Иван Филиппов,
И в трауре оставил насекомых.
Это стихотворение Петра Шумахера приводит в своей книге «Москва и москвичи» Владимир Гиляровский. Он прекрасно описал обстановку в заведениях Филиппова. Надеюсь, что вы не голодны, потому что иначе слюни потекут:

«В дальнем углу вокруг горячих железных ящиков стояла постоянная толпа, жующая знаменитые филипповские жареные пирожки с мясом, яйцами, рисом, грибами, творогом, изюмом и вареньем. Публика - от учащейся молодежи до старых чиновников во фризовых шинелях и от расфранченных дам до бедно одетых рабочих женщин. На хорошем масле, со свежим фаршем пятачковый пирог был так велик, что парой можно было сытно позавтракать. Их завел еще Иван Филиппов, основатель булочной, прославившийся далеко за пределами московскими, калачами и сайками, а главное, черным хлебом прекрасного качества».
Филиппов пробовал наладить производство в Петербурге, но из этого ничего не вышло. Продукцию приходилось везти из Москвы. Сам булочник объяснял это тем, что невская вода совершенно непригодна для производства хлеба. За отсутствием железных дорог, как пишет Гиляровский, «шли обозы с его сухарями, калачами и сайками, на соломе испеченными, даже в Сибирь. Их как-то особым способом, горячими, прямо из печки, замораживали, везли за тысячу верст, а уже перед самой едой оттаивали - тоже особым способом, в сырых полотенцах, - и ароматные, горячие калачи где-нибудь в Барнауле или Иркутске подавались на стол с пылу, с жару.
Калачи на отрубях, сайки на соломе... И вдруг появилась новинка, на которую покупатель набросился стаей, - это сайки с изюмом...
- Как вы додумались?
- И очень просто! -- отвечал старик. Вышло это, действительно, даже очень просто. В те времена всевластным диктатором Москвы был генерал-губернатор Закревский, перед которым трепетали все. Каждое утро горячие сайки от Филиппова подавались ему к чаю.
- Э-тто что за мерзость! Подать сюда булочника Филиппова! -- заорал как-то властитель за утренним чаем.
Слуги, не понимая, в чем дело, притащили к начальству испуганного Филиппова.
- Э-тто что? Таракан?! -- и сует сайку с запеченным тараканом.-- Э-тто что?! А?
- И очень даже просто, ваше превосходительство,-- поворачивает перед
собой сайку старик.
- Что-о?.. Что-о?.. Просто?!
- Это изюминка-с!
И съел кусок с тараканом.
- Врешь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон!
Бегом вбежал в пекарню Филиппов, схватил решето изюма да в саечное тесто, к великому ужасу пекарей, и ввалил.
Через час Филиппов угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было».
Не исключено, что данный рассказ – PR-байка, придуманная самим булочником. Но она сработала.
Вчера угас еще один из типов,
Москве весьма известных и знакомых,
Тьмутараканский князь Иван Филиппов,
И в трауре оставил насекомых.