Невский: Пушкин и Вяземский убивают Булгарина эпиграммами

Невский: Пушкин и Вяземский убивают Булгарина эпиграммами

Сегодня вас ждет фонтан сарказма и злой иронии от таких поэтов как Пушкин, Лермонтов, Баратынский, Некрасов и, конечно же, Вяземский. Свои остроты они направляли в сторону Фаддея Булгарина, одного из жителей дома Меняева, именно так называлось это здание в середине XIX в. Булгарин – успешный издатель, хотя многие его воспринимали как успешного предателя. А кличка Фиглярин закрепилась за ним до конца жизни.


Невский 90-92

Двуличен он! Избави боже!
Напрасно поклепал глупца:
На этой откровенной роже
Нет и единого лица.

Это эпиграмма на Фаддея Булгарина, героя нашего сегодняшнего рассказа. С его именем связано много адресов в Петербурге, в том числе Невский 90-92, где главный дом чуть отстоит от красной линии, а его фланкируют два флигеля. Правда, они в процессе архитектурной эволюции потеряли симметричность, правый стал на один этаж выше левого.
В советское время тут были коммуналки. В одной из них я несколько раз ночевал, это была так называемая «вписка». Когда тебе надо где-то перекантоваться ночью, ты находишь в тусовке у Гостиного двора человека со впиской, который пускает к себе домой. Комната была размером с мою нынешнюю двухкомнатную квартиру. Каждый раз, проходя мимо, я вспоминаю человека по имени Миша, дававший приют обездоленным панкам. Никогда не забуду человека, который постирал у него джинсы и сушил их методом глажения утюгом.
Сейчас здесь находится одна из самых крупных строительных компаний Петербурга, чемпион по задержке сроков сдачи собственных объектов. Ну а в XIX в. здесь обитал небезызвестный нам Фаддей Булгарин, о котором я уже рассказывал у дома №18. Позвольте мне зачитать отрывок из воспоминаний Анатолия Федоровича Кони, одного из самых известных дореволюционных юристов. Более подробно мы поговорим об этой личности у дома №100, где он жил. Итак:
«Нынешняя Надеждинская улица не так длинна, как теперь: на линии теперешней Жуковской, тогда Малой Итальянской, существует сплошная стена разных построек.
Пройдя мимо нее, мы встречаем двухэтажный дом Меняева, разделенный на два флигеля, среди которых открывается обширный двор, с деревянным красивым домиком посредине. На балконе одного из каменных флигелей, выходящем на Невский, сидит в халате, с длинной трубкой в руках и пьет чай толстый человек с грубыми чертами обрюзглого лица. Это популярный Фаддей Венедиктович Булгарин, издатель и редактор "Северной пчелы" – единственной в то время газеты, кроме "Русского инвалида" и "Полицейских ведомостей", - печатный поноситель и тайный доноситель
на живые литературные силы, пользующийся презрительным покровительством шефа жандармов и начальника Третьего отделения. Газета его, благодаря исключительному положению пользуется распространением, помещая иногда, в легковесных фельетонах бойкого редактора, рекомендации различных угодных ему магазинов и предприятий. Для характеристики "Видока Фиглярина", как назвал его Пушкин, намекая на известного французского сыщика Видока, достаточно припомнить стихи того же поэта: "Двойной присягою играя, поляк в двойную цель попал: он Польшу спас от негодяя и русских братством запятнал"».
Пара комментариев к данному отрывку. Надеждинская улица – нынешняя улица Маяковского, о ней подробнее я расскажу у следующего дома №94. Теперь что касается цитируемых здесь стихов Пушкина. Булгарин действительно был поляк. Изначально он воевал на стороне русских против французов, а затем на стороне французов против русских и даже участвовал в наполеоновском нашествии. И хоть это не помешало ему сделать карьеру критика, издателя и писателя, многие потом долго ему припоминали его ренегатство.
Эпиграммы
Лермонтов не обошел Булгарина своим вниманием.

«Россию продает Фаддей
Не в первый раз, как вам известно.
Пожалуй, он продаст жену, детей,
И мир земной, и рай небесный,
Он совесть бы продал за сходную цену,
Да, жаль, заложена в казну».
Вдогонку Некрасов:
«Не страшитесь с ним союза,
Не разладитесь никак:
Он с французом – за француза,
С поляком – он сам поляк,
Он с татарином – татарин.
Он с евреем – сам еврей,
Он с лакеем – важный барин,
С важным барином – лакей.
Кто же он? Фаддей Булгарин,
Знаменитый наш Фаддей».
Тема продажности мелькает и в эпиграмме Евгения Баратынского:
«Поверьте мне — Фиглярин-моралист
Нам говорит преумиленным слогом —
Не должно красть; кто на руку нечист,
Перед людьми грешит и перед Богом.
Не надобно в суде кривить душой,
Не хорошо живиться клеветой,
Временщику подслуживаться низко;
Честь, братцы, честь дороже нам всего! —
— Ну, что ж? Бог с ним! всё это к правде близко,
А кажется и ново для него.».
Вдогонку эпиграмма, которая долгое время приписывалась Баратынскому, Пушкину, а на самом деле она вышла из-под пера Вяземского. Хочу пояснить, что под сарматами здесь подразумеваются поляки, а строчка «под орлом французским» намекает на знамя наполеоновской армии, древко которого украшалось бронзовой фигурой орла:
«Фиглярин — вот поляк примерный!
В нем истинных сарматов кровь:
Взгляните, как в груди сей верной
Хитра к отечеству любовь!
То мало, что из злобы к русским,
Хоть от природы трусоват,
Бродил он под орлом французским
И в битвах жизни был не рад;
Патриотический предатель,
Расстрига, самозванец сей,
Уже не воин, а писатель,
Уж русский, — к сраму наших дней!
Двойной присягою играя,
Поляк в двойную цель попал:
Он Польшу спас от негодяя
И русских братством запятнал».
И доставалось же Фаддею. Вяземский пишет о том, что он писатель. Действительно, Булгарин выпустил приключенческий роман Иван Выжигин, ставший, выражаясь современным языком, бестселлером. Многие даже сравнивали Булгарина с Вальтером Скоттом. По этому поводу Пушкин заметил:
«Все говорят: он Вальтер Скотт,
Но я, поэт, не лицемерю:
Согласен я, он просто скот,
Но что он Вальтер Скотт – не верю».
Пушкину приписывалась и следующая эпиграмма, совсем уж неприличная, где поэт высмеивает заботу Булгарина о собственной красоте:
«Радея за свои красы,
Ты на лицо румяна сыплешь,
Ты бреешь бороду, усы,
Ты волосы на теле щиплешь –
Все это для жены твоей:
Ты к ней любовью пламенеешь,
Так верю я, мой друг Фаддей,
Но для кого ты ноги бреешь?»
Слово ноги это моя вставка. У Пушкина это место пропущено, и не исключено, что Александр Сергеевич употребил здесь скабрезное словосочетания. Правда, еще раз оговорюсь, факт авторства этой эпиграммы не установлен.

Ядовитый Вяземский
Больше всего эпиграмм на Булгарина написал ядовитый Вяземский. Его, например, крайне раздражала деятельность Булгарина в роли театрального критика. Перед вами уже не эпиграмма, а басня «Хавронья», написанная по мотивам произведения Крылова «Свинья».
Свинья в театр когда-то затесалась
И хрюкает себе - кому хвалу,
Кому хулу.
Не за свое взялась, хавронья; ты зазналась.
Театр не по тебе - ты знай свой задний двор,
Где, не жалея рыла,
Ты с наслажденьем перерыла
Навоз и сор.
Какой ты знаешь толк в искусстве, в песнопеньях?
Ушам твоим понять их не дано;
В твоих заметках и сужденьях
И брань и похвала - всё хрюканье одно.
В роскошный тот цветник, где в изобилье милом
По вкусам и глазам разбросаны цветы,
Незваная, с своим поганым рылом
Не суйся ты.
И в розе прелесть есть, и прелесть есть в лилее, -
Та яркостью берет, а эта чистотой.
Соперницы ль они? Одна ль другой милее?
Нет нужды! Радуйтесь и тою и другой.
Но мой совет цветам: гнать от себя хавронью
И хрюканьем ее себя не обольщать;
Она лишь может их обдать своею вонью
И грязною своей щетиной замарать.

Булгарин был в курсе, что опус принадлежал перу Вяземского. Он писал по этому поводу: «В русской литературе никогда не появлялось картины отвратительнее... "Хавронья"... означающая театрального критика, входит в театр во всей нечистоте: с грязною щетиною и ...запахом, названным так, как он называется на толкучем рынке, под рифму к "Хавронью" - вонью!!!»

Продолжая тему баснописца, надо отметить, что в январе 1845 года Булгарин опубликовал статью «Воспоминания об Иване Андреевиче Крылове и беглый взгляд на характеристику его сочинений». Прочитав ее, Вяземский написал Жуковскому:
«Я все вожусь с Булгариным. Ты знаешь, что он выдает себя другом всех знаменитых мертвецов. Так поступил он и с Крыловым, уверяя, между прочим... что он утешал Крылова, уязвленного моими нападками на него». Под «другом всех мертвецов», Вяземский подразумевал опубликованные в 1830 г. воспоминания Булгарина о Грибоедове. Вот как он выразил свое отношение к этой теме в стихотворной форме:

К усопшим льнет, как червь, Фиглярин неотвязный.
В живых ни одного он друга не найдет;
Зато, когда из лиц почетных кто умрет,
Клеймит он прах его своею дружбой грязной.
- Так что же? Тут расчет: он с прибылью двойной,
Презренье от живых на мертвых вымещает,
И, чтоб нажить друзей, как Чичиков другой,
Он души мертвые скупает.

В 1842 г. Булгарин издавал сборник очерков «Комары. Всякая всячина». И по этому поводу прошелся Вяземский в своей эпиграмме «Комар и клоп»

Комар твой не комар, а разве клоп вонючий;
Комар - остряк, шалун, и бойкий и летучий,
Воздушная юла, крылатый бес, пострел;
Нет дома, нет палат, куда б он не влетел.
Со всеми и везде он нагло куролесит:
И дразнит, и язвит, и хоть кого так взбесит.
А то, что с нежною любовью создал ты,
Чтоб в чаде вылились отцовские черты,
Сей отпечаток твой и вывеска живая
Есть злая гадина, без крыльев и немая;
Ее разводит вонь, нечистота и тьма.
Сей дряни входа нет в опрятные дома,
А разве в грязную и подлую конуру,
Где производишь ты свою литературу.