Неформальный Петербург: Ленинградский рок-клуб, TaMtAm и «Тоннель»

Неформальный Петербург: Ленинградский рок-клуб, TaMtAm и «Тоннель»
Сегодня у нас состоится необычная экскурсия по неформальным достопримечательностям Питера. Мы посетим места, где располагался Ленинградский рок-клуб, легендарный клуб «Там-Там», единственное заведение, куда пускали играть группу «Король и шут» на заре становления их музыкальной карьеры, и первый техно-клуб России – «Тоннель».
Ленинградский рок-клуб
Я не буду распыляться по поводу Ленинградского рок-клуба. Про него столько написано, снято и спето, что я лишь дам собственную трактовку, довольно короткую, этому событию. Именно, потому что рок-клуб, это не только место, это еще и событие в культурной жизни нашего города.
Следуя в русле пафосных эпитетов а-ля «колыбель революции» можно наткнуться на «колыбель русского рока». Все-то мы вскармливаем: и большевиков, и рокеров. Чтобы потом первые «гасили» вторых, а вторые самореализовывались за счет первых. В 80-х прошлого века зачастую было не столь важно, насколько ты профессионал в музыке. Гораздо выше котировалась протестность. Бывали и конфузы, как с песней «Перемен!», которую Цой не писал в качестве «гимна перестройки». Но именно таковым ее многие считали.
Не так уж и сложно было стать протестным при Брежневе. Начни рок играть, уже на подозрении у гэбистов. А что делать, когда неформалы начинают плодиться, и этот процесс выходит из-под контроля? Собрать их в одном месте и окучивать всем скопом. Что и было сделано в 1981 году в здании, построенным по проекту Николая Гребенки, одного из самых плодовитых зодчих Северной столицы.
Очи чёрные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас, как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!

Ну и так далее. Мало кто знает, что автор этих строк – Евгений Гребенка. Поэт. А брат у него был архитектор, построивший в частности доходный дом № 13 по улице Рубинштейна. Он был известен своим театрально-концертным залом, почему, собственно, его некогда облюбовала студия Мейерхольда. 7 марта 1981 г. здесь сыграли ансамбли «Зеркало», «Мифы», Россияне» и «Пикник», а спустя два года прошел первый фестиваль. Так на свет появился Ленинградский рок-клуб.
Регламент жизни этого творческого объединения был выстроен согласно устоявшимся партийным канонам: членство, совет (конечно же, музыкальный), почетные грамоты. Рокеры награждались дипломами конкурсов, и, как бы странно это сейчас не звучало, некоторые музыканты рассматривали подобные достижения без тени иронии, решив, что это и есть показатель уровня их таланта. Несмотря на комсомольскую подоплеку всей затеи, Ленинградский рок-клуб вскормил большинство грандов отечественного рока. Не все они были ленинградцами (Кинчев – москвич, Курехин – крымчанин, Башлачев из Череповца, Бутусов с Урала, Шевчук из Уфы). Но все они ассоциируются прежде всего с городом на Неве.
В 90-х рок-клуб закрылся. Это был естественный процесс. Рыночная экономика диктовала новые правила игры. В СССР был тоталитарный режим, зато никто не думал о таких понятиях как арендная плата, гонорары, раскрутка. Бились за идею. С приходом нового времени идея умерла, а музыка осталась. Правда, ярлык теперь был весьма нелестный: говнорок. Об этом говорить не принято, и мы не будем. Достаточно того, что на Рубинштейна, 13 давали концерты Цой, БГ и первый панк Советского Союза, ныне покойный Свин из группы «Автоматические удовлетворители». А нынче здесь базируется театр «Зазеркалье».
TaMtAm
Как противопоставление этому самому говнороку в Питере возник клуб TaMtAm, находившийся на Васильевском острове, в доме на углу Малого проспекта и 16-й линии. Причем возник он тогда, когда Ленинградский рок-клуб был на последнем издыхании.
Сложно сказать, что такое альтернативная музыка. Особенно сейчас. В 90-х прошлого века подобных сложностей не наблюдалось. По крайней мере в Петербурге. То, что игралось в клубе TaMtAm, и было альтернативной музыкой. В независимости от стиля. Скинхэды и растаманы, панки и непонятные личности в «косухах», которых было сложно атрибутировать с точки зрения принадлежности к той или иной субкультуре. Все находили здесь место.
TaMtAm стал первой концертной площадкой в городе, где, в принципе, могла сыграть любая команда. Автор затеи Всеволод Гаккель, которому удалось как-то договориться с Молодежным центром на Васильевском острове, поставил перед собой цель сделать клуб, где играла бы музыка вне формата. Даже вне устоявшегося рок-формата. Это вдвойне примечательно, если учесть, что Сева до этого был участником группы «Аквариум», играл на виолончели. Метод отбора музыкальных коллективов сам Гаккель описывал следующим образом: «Критерий – группа не должна быть под влиянием музыки ведущих команд моего поколения, определивших основные направления русского рока. И уж, конечно, туда была заказана дорога самим этим группам. Мои многочисленные знакомые, которые и раньше считали меня чудаком, и вовсе решили, что я совсем утратил башню».
TaMtAm был вне коммерции, у администрации не было лицензии на продажу алкоголя, как и не было возможности ее получить. И хотя вход стал платным, размер этой платы составлял мизер. Что не мешало некоторым умельцам перерисовывать печати, которые ставили на руках при входе в клуб, либо пролезать через окно в туалете: для этого требовалось забраться по стене на второй этаж.
Я стал свидетелем самого первого рейда ОМОНа, когда мне пришлось вынести на руках одну из посетительниц клуба: люди в масках кинули ее на разбитое бутылочное стекло в фойе. Были еще облавы, но TaMtAm оказался живуч, вопреки тому, что в СМИ его представляли как наркоманский притон. Я довольно подробно описал все, что меня связывало с этим клубом, в книге «От косяка до штанги», которая вышла в 2005 году. Она до сих пор есть в продаже, но я готов выслать вам ее текст бесплатно. Для этого вам нужно будет найти меня в социальных сетях, вбив словосочетание «Павел Перец» в любой поисковик.
Помимо первого визита омоновцев здесь были первые (или одни из первых) концерты таких групп как «Препинаки», «Король и шут», Tequilajazzz, «Кирпичи», «Химера», Markscheider Kunst, Spitfire, «Нож для фрау Мюллер» и пр. Все эти музыканты немыслимы без TaMtAm. Выражаясь языком советских агиток, клуб дал им путевку в жизнь.
Моя коллега, живущая в этом доме вспомнила странные надписи и остроумные рисунки, которые посетители клуба оставляли на стенах ее парадной. «Сыграй мне на дуде, на замусоленной трынде». «Был котик, а теперь НАРкотик». Эти надписи сильно повлияли на ее литературный вкус: обэриуты и Бурлюк до сих пор волнуют ее воображение.
Не могу не процитировать Всеволода Гаккеля, который описывает немку, которая научила тамтамовцев мыть туалет.
«Туалет всегда был местом, где русского человека непременно должно было тошнить от одного только вида и запаха; чтобы справить нужду, нужно претерпеть массу унижений, особенно женщинам, и проявить крайнюю изобретательность, чтобы выйти оттуда с незапятнанной совестью и гордой головой. Не был исключением и наш клуб. Я, правда, уже предпринимал попытки иногда его чистить, но именно Кирстен научила нас всех относиться к туалету как к месту, где человек не должен ронять своего достоинства. А для этого его нужно просто часто мыть».
Понятно, что энтузиазм, помноженный на альтруизм, длится недолго в условиях рыночной экономики. TaMtAm закрылся так же стихийно, как и открылся. Сейчас здесь детский театр. Обитатели милицейско-полицейского общежития на третьем этаже, то есть прямо над клубом, могут спасть спокойно.
Тоннель
Если вы придете на Петроградскую сторону, недалеко от зоопарка, на своеобразный холм, между Любанским переулком, Зверинской улицей и улицей Блохина, то увидите разрисованное бомбоубежище. Здесь практически одновременно с «Там-Тамом» открылся клуб «Тоннель».
«В бомбоубежищах уснули дети, ночная стража встала у ворот». Удивительно, как органично вписываются строки блокадной мадонны Ольги Берггольц в канву повествования о клубе «Тоннель». Конечно же, дети приходили в это бомбоубежище не для того, чтобы спать, но такое случалось. Особенно под утро. И никакие саббуферы не могли разбудить их, только «ночная стража» клуба.
7 мая 1993 года бункер между Зверинской, Блохина и Любанским переулком впустил в свои недра первых диджеев и тусовщиков. Рэйверская культура только зарождалась. Дети с красными волосами и не менее красными глазами, занюхивали порошки, чья консистенция вызвала бы недоверие даже у таможенной овчарки, после чего отправлялись на танцпол сжигать килокалории. Рэйв в тогдашнем Совке был антиподом панку, но сидел с ним в одной грядке. И ди-джей был сродни апостолу новой веры, супротив нынешней ситуации, когда рулевые дискотек клонируют друг друга каждый месяц, превратив андеграунд в шоу-бизнес.
В «Тоннеле» разливали три напитка: чай, сок и водку. Динамики были заботливо упрятаны за железными решетками. В те времена неотъемлемой частью тоннелевской публики были бандитов. У рэкетиров, наглотавшихся таблеток, была привычка нырять головой в омут техногенной музыки. А это имело плачевные последствия для акустических систем, изрыгающих унц-унц-унц. Бандитские головы, понятное дело, оставались невредимыми.
Посетителей первого в России техноклуба выпасали наряды милиции. На протяжении всего пути от станции метро «Горьковская» до разукрашенного бомбоубежища стояло несколько кордонов, которые живо реагировали на тонких подростков в зеленых башмаках. Им предлагалось вывернуть карманы, распрощаться со спидами и экстази (если те неграмотно запрятаны), и следовать дальше – на дискотеку. В худшем случае – пройдемте в отделение. А какая дискотека без таблов?
Ди-джеев на входе встречали бычьи шеи, окантованные цепями девяносто шестой пробы, и наставительно вещали: «Значит так, ди-джей. Ставишь четыре песни хардкора, потом одну песню Шуфутинского. Потом опять четыре песни хардкора, потом опять Шуфутинского. И так все время».
Ди-джей кивал, потому что ничего другого ему не оставалось, разве что присоединиться к рисункам на стене в виде отпечатка собственного тела, проходил к пульту, к которому бандосам доступа не было. Там он насаживал на спрессованный кусок музыки иглу, похожую на кончик скорпионьего хвоста, и она неслась по заданным беговым дорожкам, впиваясь в виниловый диск. Периметр окружности уменьшался, игла, нисходя по спирали, приближалась к центру пластинки. Быки колбасились, Шуфутинский отсутствовал, ди-джей уходил огородами, дабы оградить свой мозг от сотрясения, а нос от поломки.
Если sex – это (хочется верить) различение надолго, то drugs и rave имеют свои лимиты хотя бы в силу ресурсов человеческого организма. Выйдя из тинейджерского возраста, посетители «Тоннеля» надевали костюмы и устремлялись в офисы. Диджеи перестали крутить винил, автоматизировав процесс смены песен с помощью компьютерных программ. Революционность начинаний сменилась рутиной, что прекрасно для шоу-бизнеса, но не шибко радостно для романтиков танцполов. «Тоннель» закрывался, возрождался, опять закрывался. Сейчас в бункере тихо. Будут ли оттуда доноситься низкочастотные звуки, покажет время.